В объятиях смерти - Страница 3

Зеркальные очки снова обратились ко мне. Ни одно из этих имен не было мне знакомо, за исключением Стреттон.

— Ее второе имя было Стреттон, — сказала я.

— Возможно, отсюда и ее прозвище: Стро — соломинка.

— И из-за цвета ее волос, — заметила я.

У Берил были медовые волосы с золотыми прожилками от солнца. Она была маленькая, с правильными точеными чертами. Возможно, довольно эффектная. Трудно сказать. Единственная ее прижизненная фотография, которую я видела, была на водительском удостоверении.

— Когда я разговаривал с ее сводной сестрой, — объяснял Марино, — я обнаружил, что люди, которые были Берил близки, звали ее Стро. Кому бы она ни писала там, на Ки Уэсте, этот человек знал ее прозвище. Такое у меня сложилось впечатление. — Он поправил козырек. — Не могу понять, почему она скопировала эти письма. Все время над этим размышляю. Ты часто встречала людей, которые снимают копии со своих личных писем?

— Ты же заметил, она была закоренелой накопительницей, — напомнила я ему.

— Верно. И это тоже меня раздражает. Предположительно, этот псих угрожал ей несколько месяцев. Что он делал? Что он говорил? Не знаю, потому что она не записала на магнитофон его звонки и ничего не оставила на бумаге. Дамочка фотографирует свои личные письма, но не ведет записи, когда кто-то обещает отправить ее на тот свет. Скажи, какой в этом смысл?

— Не все рассуждают так же, как мы с тобой.

Проехав по подъездной аллее, Марино припарковался перед дверью гаража. Трава сильно разрослась и была усыпана высокими одуванчиками, качавшимися на ветру. Рядом с почтовым ящиком красовалась табличка «Продается». Поперек серой входной двери все еще была прикреплена узкая желтая ленточка, отмечавшая место преступления.

— Ее автомобиль — в гараже, — сказал Марино, когда мы выбрались из машины, — великолепная черная «хонда-аккорд». Некоторые подробности относительно нее, возможно, покажутся тебе интересными.

Мы стояли на дорожке и осматривались. Косые лучи солнца пригревали плечи и шею. В прохладном воздухе было слышно лишь назойливое гудение насекомых. Я медленно и глубоко вдохнула и вдруг почувствовала сильную усталость.

Ее дом был в так называемом международном стиле, современный и совершенно простой. Вытянутый по горизонтали фасад поддерживался полуколоннами цокольного этажа. Все это вызывало в воображении корабль с открытой нижней палубой. Выстроенный из камня и темного дерева, это тип дома, который могла бы построить богатая молодая пара: большие комнаты, высокие потолки, много дорогого и незанятого пространства. Уиндхэм-Драйв заканчивалась тупиком, упиравшимся в ее участок, что и объясняло, почему никто ничего не увидел и не услышал до тех пор, пока уже не было слишком поздно. Дом с обеих сторон окружен дубами и соснами, так что между Берил и ее соседями был как бы занавес из листвы и хвои. Сзади двор резко обрывался крутым склоном, заросшим подлеском и усыпанным валунами, который дальше переходил в девственный строевой лес, простиравшийся насколько хватало глаз.

— Черт возьми! Готов поклясться, что у нее там был свой олень, — сказал Марино, когда мы обходили участок. — Это что-то, да? Ты выглядываешь из окон и думаешь, что владеешь целым миром. Бьюсь об заклад, тут есть на что посмотреть, когда идет снег. Что касается меня, то мне нравятся подобные дома. Разжечь зимой в камине чудный огонь, налить себе бурбона и просто смотреть на лес. Наверное, прекрасно быть богатым.

— Особенно, если ты жив и можешь этим наслаждаться.

— Это точно.

Опавшие листья шуршали под нашими ногами, пока мы огибали западное крыло. Передняя дверь была на одном уровне с внутренним двориком, и я заметила в двери глазок. Он уставился на меня, как крошечная пустая глазница. Марино запустил окурок сигареты, послав его в траву ловким щелчком, а затем покопался в карманах своих зеленовато-голубых брюк. Он был без куртки, большой живот свешивался над ремнем, белая рубашка с короткими рукавами, распахнутая на шее, морщилась складками вокруг кобуры на плече.

Он достал ключ, к которому была подвешена желтая бирка, означавшая принадлежность к вещественным доказательствам, и я снова изумилась величине его рук, наблюдая за тем, как он отпирает врезной замок. Загорелые и грубые, они напоминали мне бейсбольные биты. Пит никогда бы не стал музыкантом или дантистом. На пятом десятке, с редеющими волосами, с лицом столь же потрепанным, как и его костюмы, он все же выглядел достаточно внушительно. Большие полицейские, такие, как он, редко попадают в драки. Уличным хулиганам достаточно одного его взгляда, чтобы притормозить.

Мы стояли в холле, в прямоугольнике солнечного света, и надевали перчатки. В доме ощущался запах пыли и затхлости. Так пахнет в домах, если они стоят закрытыми некоторое время. Хотя отдел расследований департамента полиции Ричмонда тщательно обследовал место преступления, ничего не было сдвинуто. Марино заверил меня, что дом выглядит точно так же, как он выглядел, когда тело Берил было обнаружено две ночи назад. Он прикрыл дверь и включил свет.

— Как видишь, — его голосу вторило эхо, — она, похоже, сама впустила парня внутрь. Следов насильственного вторжения нет, к тому же в доме установлена система охраны 3-А.

Он привлек мое внимание к кнопочной панели у двери и добавил:

— Сейчас она отключена. Но когда мы вошли сюда, охрана работала и сирена завывала о кровавом убийстве. Поэтому-то мы так быстро и обнаружили тело.

Он продолжил рассказ, напомнив, что полиция была вызвана звуковым сигналом тревоги. Вскоре после одиннадцати вечера одна из соседок Берил позвонила по 911, сообщив, что сирена гудит уже почти тридцать минут. Патруль среагировал на звонок, и полицейский офицер обнаружил, что входная дверь приоткрыта. Несколькими минутами позже он по радио запросил подкрепление.