В объятиях смерти - Страница 72

— Да, беспокойная жизнь — один из ядовитых плодов криминальной деятельности. Сомневаюсь, что Марк Джеймс располагает временем для длительных телефонных разговоров. Сомневаюсь, что он вообще приблизился бы к тебе, если бы ему не было от тебя что-то нужно. Расскажи мне, как тебя угораздило оказаться с ним в Нью-Йорке.

— Он хотел увидеться со мной, хотел предупредить меня о Спарацино, — добавила я неуверенно, — во всяком случае, он так сказал.

— И он предупредил тебя о нем?

— Да.

— Что именно он сказал?

— Именно то, что ты как раз и говорил.

— Зачем он тебе это рассказывал?

— Он сказал, что хочет защитить меня.

— Ты в это веришь?

— Я уже сама не знаю, во что, черт побери, верю.

— Ты любишь этого человека?

Я молча уставилась на главного прокурора застывшим взглядом.

Очень тихо он произнес:

— Мне нужно знать, насколько ты уязвима. Пожалуйста, не думай, что мне это нравится, Кей.

— Пожалуйста, не думай, что это нравится мне, Том. — Я говорила срывающимся голосом.

Итридж убрал с колен салфетку и, прежде чем засунуть ее под тарелку, принялся неторопливо и аккуратно ее складывать.

— У меня есть причина опасаться, — сказал он очень тихо, и мне пришлось наклониться, чтобы расслышать его слова, — что Марк Джеймс может сильно навредить тебе, Кей. Есть основания подозревать, что именно он стоит за попыткой вторжения в твой кабинет...

— Какие основания? — оборвала я его. — О чем ты говоришь? Что доказывает?.. — Слова застряли у меня в горле, когда возле нашего стола внезапно появился сенатор Патин и сопровождавший его молодой человек. Я не заметила, когда они встали и направились в нашу сторону. Они уже поняли, что вмешались в напряженный разговор, о чем свидетельствовало выражение на их лицах.

— Джон, рад тебя видеть. — Итридж отодвинул свой стул. — Ты ведь знаком с главным медицинским экспертом Кей Скарпеттой?

— Конечно, конечно. Как поживаете, доктор Скарпетта? — Со сдержанной улыбкой сенатор пожал мне руку. — А это — мой сын Скотт.

Я заметила, что Скотт не унаследовал от своего отца грубые, довольно крупные черты лица и невысокое, приземистое телосложение. Молодой человек был противоестественно красив, высок, строен, его приятное лицо обрамляла шапка великолепных черных волос. Ему было двадцать с чем-то, а в глазах сквозила обжигающая надменность, которая меня неприятно беспокоила. Дружеский разговор не рассеял моей тревоги, и после того как отец с сыном в конце концов снова оставили нас одних, я не почувствовала себя лучше.

— Я видела его где-то раньше, — сказала я Итриджу после того, как официант снова налил нам кофе.

— Кого? Джона?

— Нет, нет... Конечно, сенатора я видела и прежде. Я говорю о его сыне, о Скотте. Его лицо выглядит очень знакомым.

— Возможно, ты видела его по телевизору, — ответил Итридж, украдкой бросая взгляд на свои часы. — Он актер, или, по крайней мере, пытается им быть. Кажется, у него несколько незначительных ролей в каких-то мыльных операх.

— О боже мой, — пробормотала я.

— Ну, может быть, еще пара эпизодических ролей в кино. Он жил в Калифорнии, а теперь обретается в Нью-Йорке.

— Нет, — сказала я ошеломленно.

Итридж поставил чашку на стол и уперся в меня спокойным взглядом.

— Как он узнал, что мы завтракаем здесь сегодня утром. Том? — спросила я, усиленно стараясь придать своему голосу твердость. Перед глазами всплывал образ: «Галлахер», одинокий молодой человек, потягивающий пиво через несколько столиков от того места, где сидели мы с Марком.

— Понятия не имею, откуда он узнал. — Глаза Итриджа блестели от тайного удовлетворения. — Достаточно сказать, что я не удивлен, Кей. Молодой Патин уже несколько дней следует за мной как тень.

— И это и есть твой источник информации из Департамента юстиции?..

— Боже милостивый, конечно нет! — воскликнул Итридж.

— Спарацино?

— Я бы предположил именно это. Это наиболее логичное объяснение, не так ли, Кей?

— Но зачем?

Итридж некоторое время изучал счет, а затем ответил:

— Чтобы быть в курсе событий. Чтобы шпионить. Запугивать. — Он взглянул на меня. — Выбери, что тебе больше нравится.

* * *

Скотт Патин был ярким образчиком тех молодых людей, что никогда не снимают маску высокомерия и мрачной величавости. Я вспомнила, как он читал «Нью-Йорк Таймс» и с угрюмым видом пил пиво. Я непроизвольно обратила на него внимание только потому, что чрезвычайно красивых людей, так же как и великолепные цветочные композиции, трудно не заметить.

Я почувствовала побуждение рассказать обо всем этом Марино, когда немного позже этим утром мы спускались в лифте на первый этаж моего офиса.

— Я уверена, — повторила я, — он сидел через два столика от нас у «Галлахера».

— И с ним никого не было?

— Никого. Он читал и пил пиво. Не думаю, чтобы он что-нибудь ел, но, вообще-то говоря, точно не помню, — ответила я. Мы проходили через большую комнату, используемую для хранения всякой ерунды, в которой пахло картоном и пылью.

Мое сердце и рассудок отчаянно пытались справиться с раной, нанесенной очередной ложью Марка. Он сказал, что Спарацино не знает о моем приезде в Нью-Йорк, и его появление в ресторане — просто совпадение. Это не могло быть правдой. Молодой Патин был приставлен, чтобы шпионить за мной тем вечером, то есть Спарацино заранее знал о нашей встрече с Марком.

— Ну, можно посмотреть на все это и с другой точки зрения, — сказал Марино, пока мы, пробирались через пыльные внутренности нашего здания. — Скажем, для Патина один из способов выжить в Нью-Йорке — это на полставки стучать для Спарацино, о'кей? Ведь он мог быть послан, чтобы следить за Марком, а не за тобой. Вспомни, ведь Спарацино рекомендовал эту бифштексную Марку, по крайней мере, по словам последнего. Так что Спарацино вполне мог знать, что Марк тем вечером собирался там ужинать. Спарацино навострил Патина к «Галлахеру» проверить, что собирается делать Марк. Патин так и поступает, сидит и в одиночестве пьет свое пиво, когда входите вы с Марком. Возможно, в какой-то момент он выскользнул, чтобы позвонить Спарацино и сообщить ему новость. Сработало! Дальше — ты знаешь, появляется Спарацино.